Дети и война.
Громадське радио.
Дети и война. Это - одна из самых актуальных для нашего направления в Центре травматерапии Повернення - Работа с семьями, пострадавшими вследствии психотравмирующих событий в Украине.
Вот кому, а им труднее всего. Хрупкие. Маленькие. И очень сильные. Они имеют право жить счастливо. Что можем - делаем.
Беседа получилась насыщенной. Уверена - мой рассказ о нашей работе, простейшие рекомендации станут полезными для слушателей. И наши двери всегда открыты.
П. С. Не все попало в эфир. Время. Но о помощи И ШКОЛЕ ИЗРАИЛЬСКИХ УЧИТЕЛЕЙ говорила. За кулисами. Спасибо. За знания.
А вот и визульная форма беседы)
Как защитить детей на линии фронта, какие вызовы стоят перед взрослыми в критических ситуациях и что сделать, чтобы помочь ребенку пережить ужасы войны?
Алена Бадюк: Расскажите о вашей практике. С кем вы работаете? Насколько я понимаю, одним из направлений вашей деятельности является поддержка родителей, которые помогают своим детям пережить такие события.
Оксана Бочарова: Не просто поддержка, а сопровождение родителей. Наш центр сейчас работает именно с семьями. Проект работы с семьями рассчитан на 2 года. Наш фокус контроля – люди, пострадавшие в результате всех психотравмирующих событий, которые у нас происходят. Хотите или нет, но это война, а не просто конфликт или АТО. Мы работаем с переселенцами, семьями ребят, которые вернулись, семьями погибших, семьями Небесной сотни. Еще раз подчеркну, наш фокус – семьи. Один человек может сделать очень многое, но работа всей семьи дает гораздо более эффективные и качественные результаты. Это война, это горе. Это действительно стресс. Вследствие этого особенно страдают дети. Ребенок – это носитель симптома. Алена Бадюк: Насколько охотно дети идут на контакт? Оксана Бочарова: Охотно. Но сам ребенок в 5-6 или 11 лет вряд ли скажет: «Мама, я пойду к психологу».
Алена Бадюк: А если он идет вместе с мамой?
Оксана Бочарова: А это уже зона комфорта. Если в стране президент является гарантом безопасности и конституции, то в семейном государстве гарантами безопасности и жизни являются мама и папа.
Алена Бадюк: Вы упомянули о том, что проект работы с семьями рассчитан на 2 года. Какие этапы проходят семьи на протяжении двух лет?
Оксана Бочарова: Это проект сопровождения семьи, а не семейной терапии. Семейная терапия – это другое. Это длительный процесс. Семейный психотерапевт должен быть высокопрофессиональным. Семейных психотерапевтов, которые работают с посттравматическим стрессовым расстройством, очень мало. Мы же сопровождаем семьи. Мы помогаем им снять симптомы. До 12 встреч с семьей мы проводим бесплатно.
Алена Бадюк: То есть результат достигается путем консультаций и разговоров?
Оксана Бочарова: Да. Если семья приходит с ребенком, то с ними работает и детский психолог, и взрослый психолог. Телефоны центра «Повернення»: 097-580-01-93; 066-518-00-06
Алена Бадюк: Насколько нужно разобраться в этой проблеме, чтобы снять стрессовое состояние?
Оксана Бочарова: Например, семья с которой мы сейчас работаем, обратилась к нам с проблемой наличия панических атак у их дочери. Естественно, сначала к нам обратилась мама. Что такое паническая атака? Это высокий уровень тревоги, когда у человека на ровном месте повышается давление, когда человек падает в обморок, когда человеку хочется плакать. Паническая атака – это не болезнь, это симптом. Для того, чтобы снять панические атаки, нужно снизить уровень тревоги и наладить коммуникацию в семье. Родители могут сказать ребенку, что все будет хорошо. Но так ничего не получится. Потому что это опыт родителей. У ребенка такого опыта нет. То есть на слово он может поверить, но это реакция на интеллектуальном уровне. Если ребенок не переживает это эмоционально, не вырабатывает свою линию поведения и не понимает, как успокоится самому, мало сказать ему, что все будет хорошо. Нужно провести 8-10 серьезных сессий работы в паре с терапевтом.
Алена Бадюк: Дети бывают разного возраста, и наверняка это разный комплекс проблем и симптомов.
Оксана Бочарова: Комплекс один, но степень и способ выражения этих проблем разная. Стресс – это для всех стресс.
Татьяна Курманова: Что делать родителям, если у них нет возможности обратиться к психологу? Как помочь своим детям здесь и сейчас?
Оксана Бочарова: Родители могут очень многое.
Татьяна Курманова: Например, они могут вывезти ребенка.
Оксана Бочарова: Это в идеале. Но ребенка нужно вывезти в безопасное место, а не куда-то рядом. Представьте, ребенку говорят, что они переезжают и теперь все будет хорошо. Семья переезжает за 100 километров от Авдеевки, где через какое-то время начинается та же ситуация. Таким образом рушится вера ребенка в родителей и безопасность этого мира вообще. Если нет возможности вывезти ребенка, тогда все завит от родителей. Старайтесь как можно меньше демонстрировать свою тревогу и панику. Потому что дети чувствуют все. Даже если это маленький ребенок и вы думаете, что он вас не понимает, все равно разговаривайте с ним и успокаиваете его. Чаще обнимайте его, как можно чаще играйте и проводите время вместе. Если это возможно, ограждайте ребенка от новостных программ, которые транслируют негативный месседж.
К разговору присоединяется военный волонтер и ко-тренер проекта «Сердце воина» Наталья Сонечко.
Алена Бадюк: Розкажіть про ті виклики, з якими ви зіштовхуєтесь у своїй роботі?
Наталья Сонечко: Ми працюємо з ветеранами та дружинами ветеранів. Коли я поїхала на війну, в мене дома залишилося троє дітей. Вони вже досить дорослі. Але я бачила, як на них впливає війна. Я бачила, як війна впливає на дітей, які знаходяться на території воєнних дій. Для мене діти і війна – особлива тема. Мені здається, діти в цьому плані поділяються на 3 категорії. Це діти, які знаходяться в тилу, і яких війна начебто не зачепила. Друга категорія – це діти бійців чи діти загиблих воїнів. Третя категорія – діти, які знаходяться під обстрілами чи на прифронтових територіях. До кожної з цих категорій дітей має бути свій підхід. Я вже повернулася з війни і тільки зараз бачу, наскільки травматично на моїх дітей вплинув досвід Майдану. Тоді я була дуже тривожна. Я була вся там. Мене не було поруч з дочкою. Старший син був зі мною на Майдані. Зараз я розумію, що їм потрібна моя підтримка. Тільки пропрацювавши власні проблеми, я можу надати цю підтримку їм.
Алена Бадюк: Як ви пояснювали дітям, що відбувається в країні?
Наталья Сонечко: Мої діти виросли з розумінням того, що таке Україна. Коли почався Майдан, мене там не було. Там був мій син. Він мене кликав на Майдан, але я сказала, що ми свою Революцію відстояли у 2004 році, а це вже їхня Революція. Коли мій син потрапив під студентський розгін, в мене був шок. Кілька годин я не могла вийти з ним на зв’язок. Після цього я думала, що мій затишний і комп’ютерний хлопчик піде з Майдану. Але він залишився там до самого кінця. Як би я не тривожилась, я розуміла, що це моє виховання. В ніч з 18 на 19 лютого ми разом з ним були на Майдані. Тоді також був страх. Одна справа, коли ти боїшся за себе, а зовсім інша справа, коли ти боїшся за свою дитину. Але ми підтримували один одного. З нами була ще і моя мама. В цей час моя дочка, якій було 10 років, знаходилась вдома. Коли 18-го ми поїхали на Майдан, вона прислала смс «Обережно. Тримайтеся. Почався штурм». У нас не було доступу до інтернету, і вона моніторила ситуацію. Тоді я зрозуміла, що моя дівчинка стала дорослою.
Алена Бадюк: Це було під час Революції Гідності. А як в подальшому розвивалося бачення ваших дітей того, що відбувається в Україні?
Наталья Сонечко: Перед поїздкою я зібрала всю сім’ю і пояснила, що я не можу туди не поїхати. Я попросила їх не хвилюватися. Але зараз я розумію, що це були просто слова. Коли я вперше поверталася з фронту, мене зустрічали як людину, яка повернулася з того світу. Ми були дуже дружні. Але я все рідше поверталася додому. Моя мама взяла на себе підтримку моїх дітей. Соромно в цьому зізнаватися, але коли я була на фронті, мені було все одно, що відбувається в мене дома. А от коли я повернулася додому, в мене був дуже складний період. Діти звикли до того, що їхня мама патріотична і героїчна. А я повернулася зовсім розбитою. Перше, що мене злякало, — розуміння того, що це мої діти, яких я маю любити, але в мене нічого не торкає. Я тримала їх на відстані витягнутої руки.
Возвращаемся к разговору с психологом центра травматерапии «Повернення» Оксаной Бочаровой.
Алена Бадюк: Как правильно объяснить ребенку, что папа или мама уходит на войну?
Оксана Бочарова: Основной месседж – я всегда рядом, даже если я ушла. Даже в мирное время ребенку свойственно переживать за родителей. С маленькими детками можно играть в клубочек. Вы даете ребенку клубочек, сами берете ниточку и уходите в ванну или на кухню. Ребенку важно знать, что он контролирует ситуацию. Ему важно знать, что клубочек у него. То есть папа и мама всегда рядом. Для маленьких детей можно придумать много таких ритуалов. После 12 лет дети начинают мыслить критично. С такими детьми разговор будет посерьезней. Тут одной ниточкой не обойдешься. Можно вместе выстроить план жизни после возвращения, когда все будет хорошо. Основной месседж из опыта родителей нужно внести в мировоззрение ребенка.
К разговору присоединяется основатель Благотворительного фонда «Улыбка ребёнка» и координатор проекта в Донецкой области Анна Чернова.
Татьяна Курманова: Какова ситуация в самой Авдеевке и в близлежащих населенных пунктах?
Анна Чернова: После 2015 года людям хотелось верить, что этот ужас больше не повторится, и у них будет более-менее стабильная жизнь. Никто не думал, что снаряды начнут прилетать в город. Когда снова начали прилетать снаряды, для людей это была повторная травматизация. Сейчас они отходят от шока.
Татьяна Курманова: Чем занимается ваша организация?
Анна Чернова: У нас в Бахмуте и Авдеевке открыты общественные центры. Это пространство для детей, семьи и молодежи, где мы оказываем психосоциальную помощь. Эти центры находятся там стационарно. Кроме того, мы выезжаем в Светлодарск, Желанное и Орловку, где тоже есть пострадавшее население. Мы оказываем им психосоциальную поддержку, то есть помогаем справиться с трудностями и восстановиться после тяжелых событий. Это забота о себе, для детей это арт-терапия. Также мы занимались с учителями седьмой, второй и первой школ в Авдеевке. Мы проводили тренинги по первой психологической помощи и рассказывали о том, как заботиться о себе и помогать другим. Потому что люди там находятся в крайне подавленном состоянии.
Татьяна Курманова: Насколько активно в Авдеевке пытались эвакуироваться семьи с детьми?
Анна Чернова: Когда я узнала, что в Авдеевке снаряды начали прилетать по домам, я начала звонить нашим сотрудникам, которые там работают. В течении 2,5 часов я пыталась дозвониться до 7 человек. Я уговаривала их выехать в безопасное место хотя бы на несколько дней. Из 7 сотрудников выехало только трое человек со своими семьями. Остальные остались. Каждое утро начиналось с смс от них – «Мы живы. Все хорошо». В этом разница между мной, человеком, который живет в мирном Запорожье, и людьми, которые живут в Авдеевке. Для них слово «хорошо» значит «мы живы». Выезжали немногие. У некоторых дома находятся лежачие родители. Одна сотрудница с мужем не выехала из-за того, что дома чувствует себя безопаснее.
Возвращаемся к разговору с психологом центра травматерапии «Повернення» Оксаной Бочаровой.
Татьяна Курманова: Анна упомянула о том, что некоторые люди дома чувствуют себя безопаснее, даже несмотря на обстрелы. Насколько такое чувство адекватно?
Оксана Бочарова: Сложно сказать. Каждый случай индивидуален. Существует психологическая защита в виде отрицания – со мной этого не случится, потому что я здесь, это мой дом. Также существует страх потерять то, что зарабатывал или то, что строил.
Алена Бадюк: Должны ли психологи работать с детьми в школах? Хотя бы в тех населенных пунктах, где идут активные боевые действия.
Оксана Бочарова: Я уверена, что да. Нужно объяснить людям, что происходит с психикой, и почему реакция у детей именно такая. Если вы приняли решение остаться, примите решение заботиться.
Алена Бадюк: Что делать родителям, если они понимают, что ребенок своими глазами увидел смерть?
Оксана Бочарова: Тут нельзя без серьезной роботы с психологом. Если ребенок постарше, нужно проговорить с ним это. Да, ты это видел. Человек погиб, это страшно, но это жизнь. Давай вспомним, каким был этот человек, и сохраним в памяти именно этот образ, а не образ того, что ты видел. Если ребенок маленький, можно отыграть свой страх в пластилине. Слепите какой-то танк или то, что его беспокоит, а потом сделайте из этого что-то более мирное. То есть нужно дать ребенку возможность контролировать ситуацию. Нужно показать ему, что воспоминания можно изменить. Если ребенок плачет, пусть плачет. То, что мальчики не плачут, – это миф. Все плачут. Когда родители уезжают на фронт, они хотят, чтобы ребенок молчал. По их мнению, если он молчит, то все хорошо. Это деструктивная стратегия.
К разговору присоединяется волонтер Наталья Устрич.
Алена Бадюк: Поделитесь своим опытом работы с детьми. Вы работали в прифронтовой зоне?
Наталья Устрич: В серой зоне. Это Гранитное, Новогнатовка, сектор Мариуполя. То есть мы ездим туда, где дети знают, что такое война. Сложно сказать, что тут что-то изменилось к лучшему. За последние полтора года я не вижу каких-то улучшений. Ситуация сложная, дети во многом нуждаются. Те нужды, которые мы можем закрывать, мы закрываем благодаря нашей команде. Это разнообразные потребности – начиная от канцелярии, заканчивая зданиями, в которых дети обучаются. Есть школы, в которых дети занимаются при +8-12 °C. Наша основная задача сейчас – наладить проекты по обеспечению отоплением данных учреждений. Те нужды, которые касаются одежды, обуви и канцелярии, мы покрываем. Хотя помощь нужна постоянно.
Алена Бадюк: Насколько детям нужна психологическая поддержка?
Наталья Устрич: Очень нужна. Дети в Новогнатовке очень отличаются от детей в Гранитном, например. Новогнатовка меньше была подвержена обстрелам. А Гранитное в 2014 году постоянно обстреливалось. Тогда дети сидели в подвалах. То есть психологическая помощь им очень нужна. Мы планируем в игровой форме обучать детей тому, как себя вести во время обстрелов, как предоставлять минимальную медицинскую помощь и как обращаться с неизвестными предметами.
Алена Бадюк: Проводится ли работа с детьми, которые находятся в интернатах?
Наталья Устрич: Насколько я знаю, детей, у которых нет родителей, вывезли с территорий, на которых идут боевые действия.
Возвращаемся к разговору с психологом центра травматерапии «Повернення» Оксаной Бочаровой.
Татьяна Курманова: В прифронтовой зоне работает очень много проектов. На ваш взгляд, этого достаточно?
Оксана Бочарова: Ковровая бомбардировка психологами – это хорошо с точки зрения эмпатии. Но на мой взгляд, здесь нужна точечная работа. Да, туда приехали психологи. Это замечательно. Но нужна координация действий. Единственное, что оправдывает «массовое вторжение», — это отсутствие опыта. У нас никогда не было таких эксцессов. Поэтому сейчас нам нужна именно координация.